В Алатыре, при церкви Иверской иконы Божией Матери в прошлом году создан Дом милосердия имени преподобномученицы Елисаветы. Прихожане и настоятель храма отец Василий обустраивают такой дом в бывшем здании психиатрического отделения районной больницы. В старой России подобные приюты назывались богадельнями или домами призрения. Сегодня «выполнение Божиих заданий» вполне могут опираться на грамотно составленный многофункциональный проект, но по силам они по-прежнему лишь людям, наделенным истинным милосердием и сильным в своей вере. Вера и ничегонеделание – две вещи несовместные, считает настоятель храма. Тогда она не двигает, не открывает тайны, не дает жизни. Если я верю, я не боюсь сделать следующий шаг и знаю, что меня поддержат. Когда мы начинали восстанавливать храм, у нас не было ничего. Но денег нет, руки-то есть. Как это по-русски – глаза боятся, руки делают. Это и есть вера.

Сердечная «Мозаика»

Пятидесятилетний уроженец старинного французского города Тюффож Пьер Мари Даниэль Паскье, принявший постриг с именем Базиль (по-русски Василий), перешедший в православную веру и 10 лет назад торжественно принявший российское гражданство, давно привык и к многочисленным журналистам, и к любопытству приезжающих в Алатырь специально «познакомиться с русским французом». «Я открытый и коммуникабельный», – улыбается он.
Его переход в православие во многом определило знакомство с российскими паломниками, когда он жил в униатском монастыре св. Иоанна Пустынника в Иерусалиме. Там же он получил и первый опыт построения социальных центров.
– При общине нашего монастыря, – рассказывает о. Василий, – мы открыли ассоциацию под названием «Мозаика». А что такое мозаика? Это сломанные камушки, осколки разных цветов из разных мест. Но если удастся сложить их аккуратно вместе, получаешь красивую картину. К нам приходили разные люди – бомжи, вышедшие из тюрем, бездомные. Одним словом, отверженные. Мы давали им возможность опять войти в общество. Через нас прошли сотни людей, хотя жили мы в горах, далеко от города. Власти даже присылали нам тех, с кем уже не знали, что делать, городских клошаров. В Париже одно время их было очень много. Почти на каждом перекрестке стояли палатки, даже какие-то картонки, и там жили бомжи. Отверженные в разных странах мало чем отличаются: обычно к падению толкает пьянство, семейные проблемы, неверие обществу. Есть такой парадокс – когда у некоторых сильно поднимается уровень жизни, у других он очень сильно падает.

Изгнание смрада

Приехавший в Россию Базиль Паскье начинал в Алатыре как благочинный Свято-Троицкого монастыря. Затем был духовником в другом монастыре – Киево-Николаевском Новодевичьем. Восстанавливать храм Иверской иконы Божией Матери с первыми прихожанами настоятель начал пять лет назад. До революции храм был больничным, здесь даже священник состоял в штате больницы. Поэтому назначенный епархией настоятель решил не отходить от традиций и о доме милосердия стал думать с первых же дней восстановления храма и здания бывшей больницы. На храм собирали средства вполне традиционно: что-то приносили прихожане, что-то жертвовали алатырцы, ходили члены приходской общины и с кружкой «по миру». Уже через год после этого, в январе 2005 года, владыка Варнава приезжал в Алатырь освящать престол в храме, тогда еще обновленном где-то на одну треть.
А вот со зданием больницы было не совсем традиционно. Официально переданное церкви строение больница освобождать не спешила. В каких-то комнатах еще оставались пациенты. Какие-то были завалены больничным скарбом. Здание оставалось фактически без присмотра, его понемногу начали разворовывать, пропадали то окна, то кусок крыши. Члены общины сначала пробовали дежурить по ночам, а потом решились, как это называет о. Василий, на захват. И больница наконец окончательно съехала.
– Когда мы пришли, – вспоминает священник, – все было разрушено. Ужасное состояние – это не то слово. Даже через три года, кажется, стоит запах. Так он впитался. Мужики здесь курили махорку, некоторым даже туалет был без надобности, ходили под себя. Из-за каждой батареи мы выгребали ведрами все, чего не описать. Сразу сделали первый ремонт. Горожане дали нам свою старую мебель. Мы все делали сами. Прихожанам помогали бездомные, которые еще что-то умели делать. И приезжающие в Алатырь паломники и туристы, которые у нас останавливались. Мы, конечно, молились. Освящали все комнаты.

Сила чистоты и простоты

Сейчас, через три года после «захвата», в Доме милосердия есть гостевые комнаты, трапезная, библиотека, действуют детская воскресная школа «Ковчег» и курсы катехизации для взрослых. Здесь купили современную кухню. В доме находят приют престарелые люди, бездомные и инвалиды. На приезд корреспондента «СЧ» в бывшем здании психбольницы проживали четверо насельников. На кухне готовили еду прихожанки, а двое рабочих трудились над сооружением цивилизованного места общего пользования. Коммуникабельный настоятель оказался строгим распорядителем в работах. Из бывшего смрада он намерен выстроить чистый и приветливый дом. Глядя на храм, который из полуразрушенного рентгенкабинета превратился в удивительную по красоте светлую церковь, в этом даже не сомневаешься. Тщательно продуманные детали интерьера, аккуратные полы и двери, плечики для пальто, тапочки, скамьи с ящичками для сумок, живые цветы, опрятные неяркие коврики – некоторые детали выдают французский вкус и тонкую предусмотрительность.
– Здесь нет ничего французского, – не соглашается настоятель.– Так построен храм. И не французы его строили. А русские в 1846 году. Стиль, правда, необычный для России. Неогреческий. Я просто возвращаю то, что тут когда-то было. Просто не люблю сам, когда много нагромождений, что-то накидано. Должно быть только то, что необходимо. И в самой простой форме. Красота – она в чистоте и простоте виднее. Я учу этому и прихожан. Внешняя чистота отражается и на чистоте души. И наоборот. Человек приходит в храм, видит эту чистоту и стремится не нарушать ее. Потому что если он в грязных ботинках, после него остаются грязные следы. Если он нормальный человек, ему неловко. Я надеюсь, что этот эффект влияет на людей.
На вопрос о проблемах батюшка ответил, что все довольно банально – это финансы. В доме идет ремонт. До сих пор нет санитарного узла: туалета и душа. А они необходимы, чтобы принимать людей.
Принимать же здесь собираются не только паломников и оказавшихся в отчаянном положении граждан, не имевших конфликтов с законом, но и тех, кто освободился из мест лишения свободы. Для этого в Доме милосердия организован центр социальной реабилитации таких людей. По словам преподавательницы воскресной школы Надежды Манихиной, главная цель такой реабилитации – помочь бывшим осужденным восстановить социальное положение в обществе и просто научить жить заново. Общество сегодня чаще всего отвергает бывших заключенных. А государственных программ их реабилитации у нас не существует. Освободившимся, бывает, некуда идти. Но ведь человеку надо куда-то вернуться, чтобы опять не встать на кривую дорожку.

Уроки милосердия

Сейчас в центре существует четко расписанный «социальный проект». Надежда Манихина и еще одна преподавательница воскресной школы, англичанка Элисон Руфь Бэкхаус, выпускница парижского богословского института, приводят в этом документе такие цифры: в настоящее время в тюрьмах и колониях России содержится около 60 тыс. женщин. На 100 тыс. женского населения приходится примерно 80 женщин, лишенных свободы. Организаторы центра отмечают, что в последнее время в большинстве колоний атмосфера конфронтации меняется на сотрудничество между осужденными и представителями администрации. И уповают на то, что примирительную роль играет в этом религия.
– У меня поначалу не было желания побывать в местах заключения, – честно признается о. Василий. – Но в нашу воскресную школу ходит директриса швейного училища женской колонии. И однажды она мне предложила свою поддержку в деле открытия в колонии такой же школы. Мы поехали туда на разведку. Начальник колонии устроил нам теплую встречу, но предупредил: «Знаете, батюшка, вы здесь не первый. Священников было у нас много, но никто из них не выдержал». С этим предупреждением я стал еще осторожнее – может быть, не стоит начинать? А вдруг не выдержу? Но когда мы пришли в зону, я увидел, что на самом деле все не так страшно.
Сейчас в ИК-2 не только проходят курсы катехизации, но и строится храм Иоанна Воина. Однако даже это не главное, что привнесли в колонию настоятель и члены приходской общины. Рассказывает Елена Маслова, нынешняя насельница Дома милосердия:
– Я была осуждена на пять лет лишения свободы. От меня отвернулись все. За тюремными стенами люди чаще всего озлобляются еще больше. А когда к нам пришел о. Василий, то принес такую любовь и понимание, какую мы и за стенами тюрьмы никогда не видели. Конечно, жизнь в колонии изменилась. После освобождения я приехала поблагодарить их всех. За то, что дали мне свет надежды. И осталась здесь. Решила посвятить жизнь храму. Сюда приезжают и многие другие. Был еще один поразительный случай. Одна женщина, находясь в колонии, тяжело заболела, ее парализовало. Сын от нее отказался. Ее актировали, то есть попросту отпустили домой умирать. И батюшка взял эту женщину в Дом милосердия. Когда я ходила в больницу за лекарствами для нее, слышала, как удивлялись врачи: для чего о. Василию нужны такие проблемы? А это было настоящее сострадание, живое участие в жизни другого человека, который никому не нужен. Через неделю она умерла. Мне этот урок милосердия никогда не забыть.
Через Дом милосердия прошло уже 10 освободившихся женщин. Кто нашел себе работу, кто новую семью, кто вернулся домой. «Все женщины в колонии мечтают о другой жизни, – уверена Надежда Манихина, – но не все могут жить по-другому, поэтому, прикрывая свои переживания маской злобы и грубости с сигаретой в зубах, бутылкой за пазухой или даже наркотиком в шприце, живут как могут». В сочинениях же пишут и такое: «Когда построят храм в колонии, все женщины постепенно станут добрыми и благочестивыми, и кто-нибудь через несколько лет, вернувшись на это место, увидит только храм и спросит про бывшую колонию, а ему скажут, что не стало нужды в этом заведении, женщины перестали совершать преступления».
Сам о. Василий, конечно, понимает, что мир так быстро не меняется. На вопрос, обманывал ли кто-нибудь его доверие, он говорит, что это происходит довольно часто. Почти постоянно. Но ведь это не причина для отсутствия доверия к людям.